Однако, Сокуров реализовал замысел по-своему. Faust в переводе с немецкого – кулак. Фауст кажется сверхчеловеком и мечтает о власти над миром и людьми. Фильмография, фото, интересные факты из жизни и многое другое на КиноПоиске. В 1995 году по решению Европейской Киноакадемии имя Александра Сокурова включено в число ста Фауст ( 2011). Она и рассказала «МН» о сложностях перевода «Фауста» на язык кинематографа. Фауст (2011) — смотреть онлайн на КиноПоиск. Вот и в фильме Сокурова столь же бессмысленно искать душу или её признаки. Как-никак, режиссеру лучше знать, что переводить, а что нет. Faustus — удачливый) — древнеримское имя, давшее происхождение. Берлиоза, либретто композитора по трагедии Гёте в переводе Ж. Сокурова, последняя часть его «тетралогии власти». Создать книгу · Скачать как PDF · Версия для печати . Это прочтение того, что осталось между строк. Фильм «Фауст» в прокате с 9 февраля (на немецком языке с закадровым голосом (переводом) Александра Сокурова). История сомкнулась и в тетралогии Сокурова: Фауст в финале нового фильма, без ущерба пройдя клокочущий ад, достигает вершин и движется дальше - он будет, как Гитлер и Ленин, владеть умами, он будет, как Хирохито, предаваться иллюзиям Faust в переводе - кулак. Фильм Фауст, смотреть онлайн в хорошем HD 720 качестве. Режиссер:Александр Сокуров Перевод :Профессиональный, одноголосый. Скачать фильм Фауст / Faust (Александр Сокуров) Дьяволиада по доктору Фауст. И хотя сам режиссер в интервью обозначил свой концепт эпохой автора и гётевской Германией, нам открывают некую праэпоху. Ее образ навеян картинами знаменитого художника Карла Шпицвега, запечатлевшего жанровые сцены и пейзажи немецкого города середины ХIХ века. Характерные черты в изобразительной структуре фильма (художник Елена Жукова, художник по костюмам Лидия Крюкова) приобретают гиперболическое значение и провиденциальный смысл: на экране эпоха, завершающая гуманистическую традицию существования человека в добротной и благорасполагающей среде. Поэтому ни тепла, ни мягкого юмора немецкого бидермайера — «золотого века» пленэрной живописи — в картине нет. Здесь размыты приметы быта: брейгелевские типы и сказочные дамы (одну из них без слов играет Ханна Шигулла в великолепно гротескном головном уборе — то ли инопланетном, то ли от племени майя), прачки и лекари, солдаты и студиозусы шастают по темным углам и замкнутым каменными стенами человеческим скопищам. Это не столько старогерманские улочки и площади, сколько колеи средневековых мистерий, связывающие дорожки замка с лесными тропами, горячие источники, бьющие, словно из преисподней, с обледенелыми топями и скалистыми кряжами. Средневековый аскетизм и буржуазная вещность к финалу облетают как личины вечности. Так, одежда Фауста к финалу теряет социальный статус: визитка и шапочка кабинетного ученого сменяются рыцарскими доспехами, но и они отбрасываются за ненадобностью — рубище странника более всего подходит к пустоте безжизненного холодного пейзажа в картине конца света или конца души. Все эти преображения курируют прислужники дьявола. Впрочем, дьяволовы ли это козни, или все свершается по воле самого доктора Фауста, остается непроясненным. Во всяком случае, никакой тяжбы злых духов с божьим промыслом, никакой романтики дьявольского соблазна — молодостью и любовью невинной девушки — и уж, тем более, ужасного разгула нечистой силы на Брокене в фильме нет и быть не может. Как нет и обаятельного поборника злых сил, оттеняющих исконное Добро, — Мефистофеля. Слабое, бесполое существо со стертыми чертами не лица — мордочки, с лысым черепом и рыхлым ватным телом со свиным хвостиком — его раздевают и запускают, как неведому зверушку, в пруд к женщинам — никак не похож на дьявола- искусителя. Это нечто вроде гомункулоса, только что не выращенного в колбе. Гомункулоса, ничтожный плод ученых потуг, нам тоже покажут в руках сбитого с ног и с панталыку Вагнера, эпигона и восторженного ученика доктора, покажут разбитую колбу и умирание искусственной, но живой и жалкой плоти — уязвимой и нежизнеспособной. Как и этот Мефисто. Нет, дьявол сокуровского «Фауста» в исполнении Антона Адасинского, основателя и протагониста пластического театра «Дерево», культового питерского коллектива 9. Германии, не похож ни на одного из знаменитых Мефистофилей прошлого и настоящего. Никакого шаляпинского саркастического величия или зловещего пафоса Эрнста Поссарта, знаменитого немецкого актера, игравшего эту роль по всему миру в конце ХIХ века. Тем более ничего от «трагического клоуна, дьявольского Пьеро», как назвал его в своем романе Клаус Манн, Густафа Грюндгенса — Гамлета в образе Мефисто «третьего рейха». Ничего и от его демократичного антагониста и современника — Мефистофеля Эрнста Буша. Это были Мефистофели, выходившие в главные герои гётевской трагедии. Но уже разноликие воплощения черта из спектакля Петера Штайна 2. Фауста, а в недавних постановках Михаэля Тальхаймера Мефистофель — циник и повеса, завсегдатай молодежных тусовок, наперсник своего земного протеже и слуга высшего потустороннего хозяина. Вообще все варианты немецкого дьявола, казалось бы, уместные в фильме, разыгранном при участии европейских актеров, отринуты. Бессильный дьявол- урод из фильма Сокурова уже давно сделал свое дело и превратился в бледную немочь, в атавизм больной, преступной человеческой совести, а также в катализатор вечного эксперимента и произвола тщеславного бесцельного знания. С этими грехами уже давно научился жить и действовать сокуровский Фауст, которого сыграл австрийский актер Йоханнес Цайлер с аутичной сосредоточенностью на каждом новом явлении. Ему нужны лишь средства — попросту деньги. Поиск истины и смысла Бытия давно перестал быть целью, а Дело и Движение дают лишь побочный результат, подобно алхимическому пороху вместо золота. Деньги становятся начальным двигателем поступков доктора, прямо приводящих его в каморку ростовщика- дьявола. Фауст закладывает последний перстень — «философский камень», чтобы купить материалы для своих опытов. У него нет денег даже на чернила, чтобы подписать договор с дьяволом, поэтому роспись — кровью. Договор- то малограмотный, способ завладения душой допотопный. Поэтому Фауст ни в этот договор, ни в этого дьявола не верит, как и полагается интеллектуалу во все времена. В фильме у такого безверия есть еще один аспект — насмешка аморалиста, который мнит себя хитрее черта, и, уж во всяком случае, искушеннее. Правда, он не понимает, как этот нетопырь, выпив целую склянку с цикутой, приготовленной для самоубийства, остается цел: только живот побаливает, так что дефекация в церкви для него физиологическая необходимость. И это ему, видно, не впервой. Необъяснимые аномалии физической жизни Сокуров показывает как потерю нормы и цели жизни нравственной, как знаки темной дьявольской силы, проникшей в реальный живой мир. В «Днях затмения» такие знаки окружали мятущегося молодого героя: мертвец в анатомическом театре разговаривал, соседский ребенок глотал иголки, и ничего в его внутренностях не обнаруживалось даже с помощью рентгена. В «Камне» вышедший из могилы любимый писатель мировой интеллигенции А. П. Чехов или его призрак ужинал с молодым охранником чеховского дома- музея нехитрыми харчами скудных постсоветских 9. Эмма Бовари в фильме «Спаси и сохрани» закладывала душу ростовщику — тот же образ дьявола, — чтобы купить подарки любовнику. И сама оборачивалась красноглазым демоном. Перверсия героя не следствие, но причина контакта с Тьмой. В «Фаусте» этот мотив вырастает в главную тему фильма. По кругам здешнего земного ада, населенного многочисленными деятельными и колоритными персонажами, водит нас не черт, а Фауст. Фауст — источник и мишень дьявольских козней. Конечно, никто не ждал от Сокурова, отрицающего в принципе экранизации литературных произведений, следования за сюжетом или текстом поэмы. Немецкий язык фильма и русский закадровый перевод, который читает сам режиссер, создают особый эффект отстранения. В сценарии Юрия Арабова дана вольная разработка фаустовской темы, инспирированная гётевской поэзией. Еще вольнее и в то же время пристрастнее ведет эту тему режиссер, насыщая ее новыми вариациями, мотивами, отбрасывая хрестоматийные повороты, но оставаясь в границах поэтического кода. Так лирическая ламентация из экспозиционного монолога героя оставлена в небольшом четверостишье, которое в суете насущных забот, точно вздох, вырывается у голодного Фауста: «Бог, обитающий в груди моей, влияет только на мое сознанье. На внешний мир, на общий ход вещей не простирается его влиянье». Эти же фразы, как заклинание, шептал у одра умирающей матери герой фильма «Мать и сын». Тема бедности никогда так остро не звучала в интерпретациях «Фауста». Сокуров возвел ее в гиперболический масштаб диспропорций деятельности и заработка, особенно понятный в сегодняшней России. В фильм введен отец Фауста, похожий на дремучего колдуна, практикующий лекарь, помогающий при всех болезнях, не знающий отдыха в борьбе с физическими недугами. Денег он Фаусту не дает не только потому, что не сочувствует амбициозным и бесплодным опытам сына. Денег нет и у него — что взять с бедняков, приходящих в больницу. Он ничего не ищет, он несет свой крест: врач не может не лечить. Настоящая работа есть личное, ничем и никем не поощряемое предприятие каждого. Внешний мир интересуется ею только через посредство дьявола. Прежде это было парадоксом, а теперь доказано — как сказал бы Гамлет. В знаменитой сказке 1. Евгения Шварца «Тень» Принцесса спрашивала Ученого, глядя на его убогое жилище: «Вы нищий?» «Нет, я ученый», — тот с достоинством отвечал. Ученый доктор Фауст в поисках души потрошит труп, но натыкается на одни только слизкие внутренности. Органа души он не находит, и с этого судорожного копания в человеческих останках начинается фаустовский сюжет фильма — с шоковой сцены анатомического театра, где разъятый и вздернутый, как на дыбе, труп предстает жертвой посмертных пыток. В другом эпизоде в больнице отец Фауста, лекарь, что- то проделывает с живой женщиной на гинекологическом кресле, что явно доставляет ей удовольствие. Одержимость телесностью, в которой ищут причину и средство контакта с миром, Сокуров показывает как инфантильный порок человека и человечества — с гротескной и почти пародийной отвлеченностью, точно это божественная насмешка. Гётевская трагедия разрешается в жанре «божественной комедии». Здесь вспоминается персонаж из фильма «Скорбное бесчувствие» по пьесе Бернарда Шоу «Дом, где разбиваются сердца», придуманный режиссером и сценаристом как олицетворение шовианских парадоксов о медицине. Доктор Найф вырезал собственный глаз, чтобы поправить Творца, давшего человеку слишком много органов. Полное безумие и дьявольское самоуправство как метод диагностики и лечения. Карикатура на Фауста из раннего фильма Арабова и Сокурова. Нелепо искать бессмертную душу, если человека рассматривать только как тело — мертвое или живое. Тогда и умертвить себя не велика задача, раз все нужды собственного тела разрешает яд. Но присутствие дьявола, пусть убогого и немощного, показывает, что не все проблемы исчерпываются смертью тела. И хоть уже составилась очередь из охотников заложить душу, так что заполучить ее не проблема для черта, все же человеческая душа еще чего- то стоит. Для Фауста она ничего не стоит: где она — нет нигде, ни в одном уголке живого существа. А вот черт знает, что будет продолжение. Это пространство тупиковое и движение в нем ложное.
0 Comments
Leave a Reply. |
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. Archives
December 2016
Categories |